Закрытая переписка Б. Стругацкого. Прижизненный вариант некролога. Здесь можно ознакомиться с последней перепиской, удаленной с сайта Б. Стругацкого - А. Аруунас

Автор всласть наиздевался над исполинскими комментариями все тех же пресловутых хомячков из числа «людей будущего» к одной из книг Лема, когда напряженным вниманием по тексту обнаруживается заключение с неоднозначным смыслом и потом тут же ниже торопливо дается «авторитетная сноска» – как надо правильно думать, но весело было далеко не всем.

Неудивительно, что книгу автора было запрещено обсуждать, а его имя где-либо открыто упоминать.

Разумеется, думать надо в соответствии с их идеологией. И разумеется, в этом нет ничего нового или способного кого-то удивить; автор был лишь несколько озадачен, что идеология теперь их носила религиозно-сексуальный характер. Я не совсем уверен, насколько такие вещи вообще сочетаются, однако все обстоит именно так.

Проблема же была вот в чем, и в силу своей клинической природы она лежала далеко от области смешного. За всё той же торопливой сменой одной идеологии на идеологию другую стоял не просто страх попробовать однажды подняться на ноги и сделать хотя бы несколько неуверенных шагов на пути эволюции самому – в конце концов, это их собственное дело, куда идти и каким способом передвигаться; но «не имея совсем ничего», они самым банальным образом зависят от естественных ресурсов, исторически локализованных в пределах географии ПН2 – всех тех ста сорока этнических non-Russian культур девяти часовых поясов континента, – и ту же самую идеологию навязывают им. Все они теперь в ее рамках называются «русскими», любое сомнение по этому поводу определяется «разжиганием межэтнической розни», а все их ресурсы называются «наше». Особенно болезненной всякая открытая дискуссия на эту тему оказалась для их президента, для которого вопрос величия его нации за чужой счет как раз и стал отправным элементом «новой» идеологии. Независимое мышление в буквальном смысле запрещено. Неподдающийся перевоспитанию элемент закономерно становится врагом русского народа – без всяких кавычек.

Утверждение русского превосходства над всеми остальными этническими группами носит вынужденный характер: за ним не слышно сомнений. Собственно, как тема исследований данный характер вынужденности может быть весьма полезен для тонкого наблюдателя.

Процесс навязывания своей истории также ждет своего терпеливого исследователя, и здесь есть повод если не для разочарований, то по крайней мере для сдержанного недоумения. Полным молчанием обойдено, как проходил процесс захвата этнической географии русскими, сопротивление и восстания башкир и других этнических групп на оккупированных территориях («разрозненных террористических организаций, оказывающих сопротивление прогрессивным нововведениям, не имеющим серьезного влияния», по определению Москвы), массовые убийства, массовые сожжения, надругательства над девочками, акты принудительного крещения женщин и детей коренного населения и конверсия в русскую церковь, установка статуса русского языка как «единственно правильного и допустимого при обращении к русскому хозяину» и т. п.. О Сибирском Ханстве в их истории просто не найти ни одного слова.

Большинством голосов сегодня стало принятым считать, что этническая география вся в общем порыве рукоплеская встречала неторопливое небесное сошествие русского хозяина к мелким, суетливым и отсталым культурам, что чтобы навести блеск на его сапоге в каждом селении немедленно выстраивалась очередь из желающих, что юные леди при одном виде мужественного выражения на носителе высшей культуры непроизвольно начинали падать навзничь в удобное для оного носителя положение; что все народности и народы с приятным удивлением открыли вдруг для себя, что созвучия русского языка, наиболее удобные для уха «хозяина», во всем многообразии лингвистических возможностей являются наилучшим решением и для их слуха тоже, как и для всей обозримой вселенной в целом, которая еще об этом не знает, но о чем в конце концов узнает – тоже, с приятным удивлением; что представители «разрозненных террористических организаций, оказывающих сопротивление прогрессивным нововведениям», сами косяками шли к любящей, но строгой руке русского хозяина, выражая общее мнение и желание быть повешенными, и так далее. Пусть меня поправят, если я что-то в их «истории» неправильно понял, но теперь уже едва ли не официально предполагается, что именно такая и только такая версия событий призвана быть одной и исторически достоверной. Боюсь, все не так просто.

Восстание – это язык того, что не слышат, сказал Мартин Лютер Кинг. Неудивительно, что отрезать его – первое движение всякой кормушки. И официально объявить его худшим из возможных бедствий.

В этой связи совершенно непонятно молчание правительства пн по поводу альтернативных предложений смены прежнего наименования страны на что-нибудь более адекватное и удобочитаемое. На мой взгляд, «РНДР, Русская Народно-демократическая Республика» или, несколько скромнее по размаху, но также вполне передающее содержание искомого, «Народная Республика Русляндии», выглядело бы у вас на международном фоне вполне солидно и разумно. В любом случае, все поняли, что имеют в виду. В общем, здесь есть еще над чем поработать.

В самом деле: если ваша страна, как вы уверяете при сборе инвестиций, действительно стала другой, новой и свободной, то как объяснить неофициальный тотальный запрет на любое – напишу это еще раз: любое публичное обсуждение перевода башкирского языка со старого русского шрифта на новую латинскую графику? Ведь и явление вроде бы трудно называть плевым, и перелом явно исторических масштабов для маленькой нации. (Речь идет о возвращении к первоистокам национальной графической системы: письма офицерского состава Башкирии домой, датированные 1940, 41 и 42-м годами, написаны от руки в латинской графике – говорю о тех, которые видел сам. Вместе с тем, в уже использовавшуюся прежде систему был предложен ряд графических изменений, сильно упрощающих обозначение внутренних флективных конструкций.) Чтобы уверенной рукой и широкими движениями пользоваться всеми ресурсами Восточной Федерации, достаточно всех назвать «русскими». Беспрецедентный гений этого тезиса невозмутимо всплыл под их ойкумену вслед за тем, когда гений другого тезиса – «всех сделать „русси“» – в масштабах языковой ветви Енисейской и языковой ветви Урало-Алтайской встретил ряд известных трудностей.

Тщательно выпячивая всё «приоритетное» и еще бдительнее затирая в землю всякие ростки здоровой живой зелени со следами коренного населения, навязывая ему свои тухлые ценности, потому что без их географии и их ресурсов они полное ничто, навязывая другим свои буквы и свою историю, воруя и под любым предлогом подсовывая суррогат там, где логика предполагала реальное действие, – лишь так можно было надеяться на вполне заданный определенный исход. Работы, в самом деле, им предстояло много. И московские танки, выставленные кольцом вокруг границ Башкирии и Территории Урала на известный момент времени, вывели там не для устрашения неприоритетного населения, как принято считать; это, пожалуй, было первое явное свидетельство откровенного, абсолютного страха москвы перед тем, что удачнее всего было бы назвать чужим будущим. Их времени не было места в нем.

Довольно забавно, что в своей первооснове это не содержало разумного начала: это было самым настоящим условно-рефлекторным движением всего организма в изменившейся среде: только здесь они действительно по-настоящему почувствовали, что «что-то не так»: история их кормушек подходит к концу. Причем речь не шла о поведенческой реакции какой-то одной отдельно взятой особи; банальный рефлекс безошибочно точно воспроизводил общую естественную реакцию их всех, от «русских людей будущего» и их пресловутого кормильца до менеджера отдела кадров любой организации приоритетной нации и первой попавшейся серой газетки исторически оккупированных республик, случайно оказавшейся в курсе сюжета. «Что-то изменилось». Как только они это почувствовали, что-то в самом деле уже стало другим.

И было еще два простых вопроса, на которые так никто и не ответил. Как объяснить, что русское правительство, имеющее к структуре латинской графики и ее флективных функциях столько же отношения, сколько к явлениям в соседней галактике, берется уверенным движением определять, каким буквам в чужой и чуждой для них культуре и ее языке быть можно и каким нельзя? Или куда загадочно исчезла строка о праве наций и народов на самоопределение – та самая, которая была даже в официальных уложениях предыдущей версии режима? Это и в самом деле вопросы из вопросов.